Предки
наши
|
Россия
как государство при возникновении была
осенена двумя непоправимыми утратами -
потерей национального руководства и
гибелью коренной религии. Эти утраты и
сопутствовавшие им сомнительные
приобретения нанесли невосполнимый
ущерб народному духу, не позволили в
дальнейшем сформироваться
национальному стержню, привели к череде
тяжких военных, политических и
нравственных катастроф. Итог известен:
вялая, столетиями оскорбляемая и
угнетаемая нация, вгоняемая чуждыми
правителями и учителями то в экстаз
самоуничтожения, то во внешнюю
агрессивность, то в наивное построение
идиотских конструкций - на страх всему
человечеству, на смех всему миру. Но люди
на Руси частенько появлялись неплохие,
умные, смелые, благородные, а то и святые.
Но отдельные люди - это еще не народ. Что
же это были за люди - наши ранние предки
на этой земле?
Что это была за Земля?
Земля наша в основном
пуста была. В Европе, Африке и Азии
зарождались и гибли цивилизации,
бушевали толпы, лилась кровь, бурлила
мысль, строились города, возводились
гигантские статуи, маяки, пирамиды,
работали библиотеки, писатели и поэты в
белых одеждах диктовали секретарям оды
и поэмы, возносили хвалу Небу, славу и
проклятия - императорам. Пифагор, Евклид,
Архимед, Аристотель - да разве всех
перечислишь? - заложили основы наук.
Александр Великий, Ганнибал и Цезарь
успели завоевать весь мир и растерять
завоеванное. Вавилон, Афины, Рим и
Карфаген испробовали на себе и
предложили на выбор все формы
государственного устройства. Клеопатра
и Антоний, Сафо, Дафнис и Хлоя, Орфей и
Эвридика, Одиссей и Пенелопа объяснили
людям, что такое любовь...
Прошло пять тысячелетий -
пятьдесят веков цивилизации! Вот уже и
устал мир. Вот уже прокатились по
империям и республикам волны варварских
нашествий. Это молодые, глупые и злые
народы пришли отнять и поделить плоды
чужого труда. Уже и эти дикари уселись в
своих германиях и приобрели вполне
европейский вид.
Уже и боги устали. Уже не о чем
было говорить им с людьми, - всё было
сказано. Уже придумали люди бога из
своих. Уже и убили его.
А у нас все еще ничего не было...
Садись на коня, поезжай от
устья Дона на север. Вроде бы где-то там
должна быть Москва? Ан, нет. Нету там
никакой Москвы. И не доедешь ты никуда.
Дорог нет. Тропинок нет, зверье, болота. И
Дикое Поле не переедешь - полно лихого
народу, каких-то проезжих и кочевых
всадников, которые съедят и твоего коня
и тебя, сварят вас с Савраской в походном
котле, а то и сырыми сжуют.
Нет России, нет русских. Почти
никаких нет. Степь. Лес. Волки. Медведи.
Кабаны. Кочевники.
Впрочем, если тихо отыскать
полянку на окраине леса, присмотреться
повнимательней, то и здесь можно
обнаружить какую-то жизнь. Только
подойти надо очень тихо, спрятаться за
толстый ствол и не хрустнуть веткой, не
топотать и не сморкаться - а то
распугаешь всех людей. Они и так здесь
прячутся не от хорошей жизни.
Появились-таки люди в нашем краю!
Слава Богу! Хоть и не учены, на лирах
играть не горазды, а нам - милы! Это же
славяне, деды наши (не умеют они еще до
столька и досчитать, в каком колене). Что
же и откуда занесло их в эти леса? Чего ж
они не разъезжают гордо в богатырских
кольчугах по просторам своей необъятной
Родины? Чего ж не оглашают посвистом
молодецким поля и реки? А не на ком им
разъезжать. А нету у них в достатке
железа на кольчуги и копья. А
помалкивают они, чтобы не навлечь на
себя злых, наглых, сильных и совсем уж
тупых ребят. На конях, в кольчугах, с
посвистом.
А пришли сюда славяне невесть
откуда.
Почему вообще народы двигают с
места? Одно из двух. Или на старом месте
совсем плохо, голодно, опасно, дико. Или
поверят какому-нибудь рассказчику, что
вон за теми горами, мужики, есть страна
Ковыляндия, и там работать, мужики, не
надо - все само растет прямо в ковылях, а
злой человек туда не доковыливает - не
знает пока дорог. И можете вы там жить -
не тужить и строить помаленьку хоть
коммуну, хоть светлое царство, а хоть и
Империю. Вот и переходят-перебродят
мужики на новое место. Но и тут все то же.
Еды мало, работы много, гостей - поесть,
попить и с собой увезти - хоть каждый
день. Но ковыля, и правда, полно. И еще
хорошо, что лес рядом, можно
перепрятаться от гостей. Пока другие
славяне влезли в самый центр Европы,
воевали там и строили города, наши
охотились, собирали мед, варить и сытить
его научились, торговали воском и мехами,
выезжая ненадолго к город-ским соседям.
И вовремя прятались обратно на опушку,
перебегали, пригнувшись, опасные ковыли.
У такого народа волей-неволей
воспитываются оригинальные черты
национального характера. 1. Чувство
простора: вон, сколько леса и ковыльной
степи. 2. Чувство смирения: вы к нам в
гости - полюбить-пограбить, а мы к вам нет,
мы дальше в лес. 3. Чувство осознанной
нелюбознательности: что нам в ваших
городах да науках? - мы в белку и своим
умом попадем. 4. Любовь к
созерцательности и пассивному
рассуждению: когда почти нечего терять,
а лезть в драку неохота, то суждения
рождаются незамутненные, абстрактно
честные и точные, но и почти бесполезные.
Язык формируется сложный, красивый,
многозначительный и неторопливый. 5.
Любовь к труду: грабить не умеем, кто же
нас прокормит, кроме нас самих? Хорошее
это чувство - живи себе, работай. От
трудолюбия происходит и миролюбие. Да
разве ж дадут пожить? 6. И вот еще одно,
досадное Чувство зародилось у нас и
окрепло. Это проклятое Шестое Чувство
так и поведет нас сквозь века. Чувство
зависти. Великой и бессильной зависти к
соседям. Великой, потому что очень
велика была разница в жизненных
удобствах между ненавистным уже тогда
городом Парижем и нашей коммунальной
полянкой. А бессильной потому, что как-то
не хотелось и боязно было, добираясь до
Парижа, выходить в лаптях во чисто поле и
молодецким посвистом да медвежьей
рогатиной побивать жуткую скифскую
конницу да генуэзскую панцирную пехоту.
Чувство наше разрослось, источило нас,
вошло в наши законы и правила хорошего
тона. Чувство чувством, но жить как-то
надо было. И заметили мы, что у всех
благополучных народов особой статью и
умом отличаются их начальники - статно
сидят на белых конях, рубят, не
задумываясь, головы ближним и дальним.
Следовало и нам таких начальников
назначить. Следовало, но никак не
назначалось. Чувство не давало. Это что ж,
соседа неумытого - в князи? Не-ет! Тяжко
даже вообразить. И надумали мы такое,
чего никто нормальный даже в те глупые
годы придумать не мог. Мы стали звать
начальников с улицы. Приходи хоть первый
встречный и правь!.. Другие народы строго
следили за достижениями своих
соотечественников. Четко устанавливали
для них правила движения по служебной
лестнице: из базарных крикунов - в
трибуны, из кухонных склочников - в судьи,
из анекдотчиков - в сенаторы и квесторы.
А там уж, если от человека выгода видна
была, то и в диктаторы, в сатрапы, в
консулы, в короли, в императоры. Сделал
карьеру на пользу народа - руби теперь
нам головы, батька, секи нас, только не
оставляй. Такой пример служебного
движения захватывал юные умы и чувства.
И развивались эти умы, - уверяет Историк,
- и совершенствовались чувства. Всем
становилось хорошо. А мы показали нашим
юным, что рыпаться не надо. Что всё равно,
править ты, пацан, не будешь. А пороть
тебя будет чужой и непонятный дядька. И
прав у нас всегда будет чужой,
заграничный, умный каким-то не нашим
умом. Какое нравственное ускорение мы
могли получить, вот так начиная свои
скромные лесные карьеры? Итак, с
начальством прояснилось - давай сюда,
кто хочет. А кто же захочет - в глушь, в
лес, в грязь, в отрыв от александрийских
библиотек и римских бань, от помпейских
лупанариев, где все проститутки - с
высшим образованием и чешут гекзаметром
на пяти языках? На первый взгляд - никто.
И никто бы и не пошел к нам в начальники.
Но было одно дело, которое всех к нам
привлекало, да поднять его в одиночку
никто не мог. Дело это называлось -
Большая Дорога. Через наши земли, так
бессмысленно нами занимаемые, проходили
три Большие Дороги - Днепр, Дон и Волга.
Две последние - это на будущее, а первая
всем уже тогда очень нужна была. Не в том
смысле, чтобы по ней удобно было ездить
из слегка цивилизованных скандинавских
стран в безмерно цивилизованное
Средиземноморье, а затем, чтобы за
проезжающими внимательно наблюдать.
Брать с них налоги, пошлины (раз уж они
решились и по этой Дороге пошли). Сильно
эта Дорога была выгодна в хозяйстве, а
никто ее по-настоящему не контролировал.
Мелкие банды набегали, выслеживали и
начисто грабили купцов, ели их сырыми. У
спасшихся пропадала охота ездить с
товарами и за товаром. Умные бандиты
понимали, что брать надо не все, а только
часть, чтобы охота оставалась и на
следующий заезд. Для постоянного
высокодоходного надзора за этой золотой
жилой прямо здесь надо было и жить. Да
еще нужно было заручиться содействием
здешних славян, чтобы работать спокойно,
без оглядки на ковыли. Гости, которые
объедали славян (с севера это были "варяги"
- скандинавы, прибалты, с востока - хазары),
присматривались к Днепру, но без плотной
оккупации его берегов наладить дохода
не могли. Славяне, выгнав как-то
варяжских гостей за порог, решили-таки
укрепиться - выбрать начальника. И вот
здесь проснулось Чувство и не позволило
им свободно, равно и тайно проголосовать
за своих. В отчаянном помрачении и
досаде кинулись славяне за отъехавшими
гостями, извинились и позвали их назад.
Не в гости. Насовсем. - Ладно-ладно, -
быстро согласились варяги, - только наша
столица будет не в лесу, а в узловой,
стратегической точке - на Ладоге, в самом
тугом узле Большой Дороги (здесь
неподалеку приходилось корабли посуху
перетаскивать из Днепра в северные реки
и обратно; здесь удобнее всего было
уговаривать купцов).
|
|