XXVII. Эмпирическое обобщение

184. ОБРАЗЫ УТРАЧЕННОГО

Окинув описанное прошлое единым взглядом, мы заметим то, что в 1-м тысячелетии, как, впрочем, и раньше, и позже, общечеловеческой культуры не существовало. Уходящая языческая Античность, торжествующая христианская Византия, бурно распространяющийся Мир Ислама, нарождающееся западное Средневековье и твердо стоящая на своей земле Древняя Русь, окруженная с запада древними балтами, с севера - финно-уграми, а с востока - рассеянными кочевниками Великой степи, - все эти суперэтнические целостности были весьма непохожи друг на друга. Эта несхожесть способствовала не столько культурному обмену, сколько выработке оригинальных культур, от которых остались только фрагменты.

И это не случайно. Любой автор творит для определенного зрителя или читателя, т.е. для близких себе по духу. Чужим его шедевры не понятны и не нужны. Поэтому их бросают без внимания или ломают. Только в редких случаях, когда возникает созвучие этнических культур, возможно заимствование, но и оно локализуется лишь в нескольких субэтносах, не распространяясь на большую часть этноса. Так, византийская иконопись на Руси процветала за каменными стенами городов и монастырей, а кругом шли языческие пляски, колдовали старухи, приносили людей в жертву злым богам волхвы. Одна культура наложилась на другую, и слились они много позднее.

Судьба памятников, оставленных этими культурами, была различна. Фрески хотя частично уцелели, иконы и летописи были неоднократно переписаны и дошли до потомков, церковная музыка повторяла каждый год изумительные византийские мелодии. А то, что создавалось в степных и лесных урочищах, забывалось или гнило в земле. И долгое время пропавшее считалось несуществовавшим.

Наш окольный путь через историю событий показал, что описанная эпоха была творческой, напряженной и трагичной и что не бесплодие души и разума определило наблюдаемую пустоту, а наоборот, горение сердец и страстей испепелило то, что могло сгореть. Но все же кое-какие обломки уцелели.

За последние 200 лет археологи сделали все, что могли. Собраны и изданы по нескольку раз многие фрагменты предметов искусства 1-го тысячелетия от Китая до Атлантики. Однако общее представление по этим публикациям составить очень трудно.

И это не случайно! Взрыв пассионарности сначала выжигает место, на котором он возник. При этом гибнут не только слабые люди, способные лишь любоваться шедеврами, оставшимися в наследство от предков, но и сами шедевры. Мы видим это на примерах Рима и Парфии, империй Хань и Гупта, скифов, сарматов и хуннов.

Итак, археология (т.е. наука о памятниках) и история материальной и духовной культуры создают заведомо неполное, а тем самым искаженное представление о прошлом человечества. Необходимое уточнение можно получить, обратившись к этнологии, где процессы этногенеза рассматриваются как статистические, являющиеся функцией затухающей пассионарности, понимаемой как локальная флуктуация биосферы. И даже если это не случайное возмущение, а феномен, имеющий каузальную основу, то дело не меняется: процесс возникает и затухает.

Статистика событий одного уровня - суперэтнического, этнического или субэтнического - оказывается более надежным материалом для сравнения эпох и народов, чем скрупулезное описание фрагментов памятников или обрывков текстов. Для интерпретации тех и других исследователь должен спуститься на уровень знаний человека, допустим, Х в., т. с. отказаться от всех достижений науки за тысячу лет. Это явно нецелесообразно. Но, приняв за единицу изучения проверенное сведение о событии, достоверно датированное, и набрав их достаточное количество, можно получить, исследуя кучность событий, объективное представление о процессах этно- и культурогенеза. Проделав эту работу, можно поставить вопрос об объективной характеристике этих процессов. Ответ будет напрашиваться сам собой: процессы, идущие по ходу времени, энтропийны и инерционны, но так как они то и дело прерываются творческими вспышками, создающими новые этносы и культуры, то конец света не наступает. Следовательно, история культуры - это борьба Творческой силы (энергии) с Хроносом (энтропией); таково проявление второго закона термодинамики в историческом процессе.

Книги тоже смертны! В извечной борьбе энергии с энтропией Биосфера нашла выход в постоянном обновлении. Но Культура - творение рук и ума людей - стала жертвой статистического процесса энтропии, осуществляемого руками людей. Нагляднее всего этот процесс отражается на красивых вещах и книгах, ибо последним посвящено много серьезных исследований, показавших, что мнение о дикости наших предков, господствовавшее в XVIII - XIX вв., было предвзятым и ныне устарело. А ведь именно на этой предвзятости базировалось сомнение в подлинности "Слова о полку Игореве", так как факт его существования противоречил представлению о примитивности древних русичей сравнительно с петиметрами XVIII в. Это было своего рода зазнайство полуобразованных людей, некритически усвоивших концепцию прогресса, применимую отнюдь не ко всем явлениям в истории.

Согласно новым исследованиям, "по всей видимости, уцелели только доли процента былого книжного богатства Руси XI- XII вв.", потому что в древних деревянных городах свирепствовали пожары, возникавшие то по неосторожности обывателей, то при междоусобных войнах, но немало поработали и иноземцы. В 1224 г. немцы сожгли Юрьев. В 1382 г. при нашествии Тохтамыша на Москву кремлевские церкви были полны "до строп", т.е. доверху, книгами и иконами; все сгорело! В 1547 г. пожар в Москве уничтожил много рукописей. В 1612 г. Москву дотла сожгли поляки, а в 1812 г. - цивилизованные французы. Это далеко не полный список пожаров, уничтожавших рукописи. А ведь так же гибли ценные вещи из устойчивых материалов, даже стальное оружие.

Войны и пожары можно рассматривать как стихийные бедствия. Но как назвать поведение хранителей библиотек и архивов конца XVIII - середины XIX в.? Монахи, тогда считавшиеся "учеными", жгли рукописи, как "ненужную дрянь", топили в Волхове, гноили в сырых подвалах. Писать здесь об этом слишком больно.

Уж если даже в России, где наличие каменных строений создавало благоприятные условия для хранения шедевров, шел неуклонный процесс утраты культурного наследия, то насколько более интенсивным он должен был быть в Великой степи, где Хронос, пожирающий своих детей, действовал без каких-либо ограничений.

Береста, на которой писали поэмы, менее устойчива, чем пергамент, меха и шелк ненадолго переживали своих владельцев, золотые и серебряные чаши с барельефами переливались в слитки, оружие погибавших воинов ржавело, память о прошлом и песни исчезали со сменой языка. И эту-то трагедию утрат европейские ученые объявляли "дикостью", ибо считали несохранившееся несуществовавшим. Такова логика мертвой эрудиции, бессмысленной, нетворческой науки.

Но даже при наличии такого заведомо неполноценного подхода можно сделать вывод. Люди берегут то, что считают "своим" в пространственном и временном аспектах. И пренебрегают тем, что для них было или стало чужим. Исключения из этого правила есть - это гуманисты XV в., собиратели рукописей и памятников искусства для Эрмитажа и Лувра, хранители списков Корана или Трипитаки и им подобные, но, увы, на общем фоне истории это единицы. Это те отдельные ласточки, которые весны не делают, ибо и их труды постепенно пожирает Хронос. А Жизнь идет, ибо только она умеет преодолевать Время.

185. АПОКРИФ

Работая в Государственном музее этнографии народов СССР в 1949 г., автор наткнулся на странный текст, написанный уйгурским алфавитом на языке, автору незнакомом. К тексту был приложен перевод на русский язык на отдельном листе толстой бумаги, написанный чернилами с соблюдением дореволюционной орфографии. Текст и перевод находились в одной комнате музея, куда во время блокады было свалено много экспонатов, неописанных и незарегистрированных, видимо черновиков.

Автор успел списать перевод текста без соблюдения орфографии, надеясь потом найти время для детального изучения этого документа, но, вернувшись в Ленинград в 1956 г., обнаружил, что часть предметов была передана в Эрмитаж, причем некоторые экспонаты пропали. Таким образом, сохранилась только копия перевода, сделанная безымянным ученым до 1917 г., и несколько его примечаний, которые автор успел скопировать. Эти обстоятельства заставляют считать публикуемый текст недостоверным, но мысли древнего восточного автора столь незаурядны, что ознакомление с ними может заинтересовать современного читателя.

Неизвестный переводчик воспринял древний текст как ряд последовательных тезисов и пронумеровал их, чем облегчил чтение и понимание оригинала. Автор добавил к переводу краткий комментарий и несет ответственность только за него. "Это странное учение сводилось к следующему: 1. Бог, который сотворил мир, - личность, но отнюдь не Абсолют. (Использованный термин является обобщением Плеромы гностиков, Праджни махаянистов и Стихии Света манихеев. Следовательно, автор текста - противник этих трех доктрин, что позволяет определить очень приблизительную дату создания трактата -с III по XVI в.).

2. Бог, создав пространство вне себя, ограничил себя, ибо Сам находится вне созданного Им пространства. Следовательно, Бог не вездесущ.

3. Создав время, явление самостоятельное, Бог ограничил себя, ибо Он не может сделать бывшее небывшим. Следовательно, Он не всемогущ.

4. Создав души, наделенные свободной волей, Бог не может предугадывать их поступки, иначе воля была бы несвободной. Следовательно, Он не всеведущ.

5. Это так, потому что Он добр, ибо если бы Он был вездесущ, то Он был бы и во зле, и в грехе, а этого нет.

6. Это так, потому что Он милостив, ибо если бы Он был всемогущ и не исправил бы зла мира сего, то это было бы не сострадание, а лицемерие.

7. Это так, потому что если бы Он был всеведущ, то знал бы злые помыслы людей, готовых сознательно совершить грех; а люди не могли бы избежать греха и поступить иначе, дабы не нарушить волю Его. Но тогда за все деяния должен отвечать Он, а не люди, которые всего лишь исполнители.

8. Бог добр, а значит, мир, Им сотворенный, благ. И чередование рождения и смерти - не зло, а благо. Вечная душа (атман) перерождается, забыв обиды и горе, перенесенные ею в предшествующей жизни. Цепь перерождении непрерывна. Но тогда откуда возникает зло?

9. Если Бог неповинен в зле мира сего, то источник зла - Сатана. Но если Сатана сотворен Богом, то вина за его дела - на Боге. Так как этого не может быть (это противоречит первому принципу), то, значит. Сатана - порождение небытия и сам небытие (шуньята).

10. Сатана действует, значит, небытие может стать активным. Небытие облекает частицы Света (фотоны) и влияет на свободную волю людей через ложь, через необратимость времени и через разрывы в пространстве. Зло приходит в мир из небытия, и горе тем, через кого оно приходит.

11. Те люди, животные, демоны, которые свободным волеизъявлением принимали обольщения Сатаны, превращались в нежить и теряли высшие блага: смерть и воскресение; ибо тот, кто не живет, не может ни умереть, ни воскреснуть.

12. Бог-создатель (может быть, Ади-Будда или Брахма) спасает людей по их молитве тем, что дает им силу преодолеть зло и страдания, чем вытесняет Сатану "во тьму внешнюю" (по отношению к материальному миру). Славьте Имя Его".

Интерпретация цитированной философемы крайне затруднительна. Ее нельзя назвать дуалистической, так как отсутствует симметрия двух начал и акт творения ограничивает возможности Создателя. Метафизическое зло рассматривается как воздействие постороннего фактора, но последний обретает эту возможность только благодаря контакту с материей. Отношение к гностицизму и махаяническому буддизму четко отрицательное, но сам жизнеутверждающий теизм напоминает сочетание "желтой веры" Тибета с несторианскими реминисценциями ранней Византии и восточными вариантами митраизма. В истории культуры Центральной Азии такая концепция неизвестна, хотя она логична и оригинальна.

По-видимому, приведенная философема была плодом индивидуального творчества какого-то турфанского вольнодумца, а текст попал в музей с материалами наших великих путешественников. Но это гипотеза, которую невозможно подтвердить. Нам остается считать концепцию неизвестного автора и анонимный перевод апокрифом, как в средние века называли недостоверные тексты. Для книги по истории Великой степи данная публикация всего лишь вставная новелла.

186. МЕХАНИЗМ ПАССИОНАРНОГО ТОЛЧКА

Пассионарный толчок, или микромутация, - условие, без которого не возник бы ни один этнос, как ныне живущий, так и древний, от котором даже имени не сохранилось. И теперь уместно поставить вопрос: общий ли здесь закон природы или ряд случайных сочетаний социальных флуктуаций? Второе предположение можно отбросить сразу, так как географическое распространение полос, где возникает пассионарность, никак не связано с уровнем развития производительных сил, кризисами производственных отношений, как и с вариациями этнического самосознания, что предполагает академик Ю.В. Бромлей, и даже с ландшафтами планеты, безразлично, природными или антропогенными.

Очевидно, следует искать аналогии на клеточном и молекулярном уровнях биосферы. Действительно, там роль мутаций несомненна и не требует дополнительных доказательств. Однако она прослеживается и на атомарном уровне. Здесь пассионарному толчку соответствует удар пучка нейтронов по массе вещества. Последнее может быть либо инертным, подобно монотонному ландшафту, с единообразным способом хозяйства и однородным населением, либо радиоактивным, содержащим изотопы урана или плутония, что сходно со стыком разнообразных кормящих, точнее - вмещающих, ландшафтов, со своеобразными формами быта и оригинальными приемами хозяйства, а следовательно, и культурными типами.

В первом случае начальный импульс затухает как на популяционном, так и на атомарном уровне, во втором - вызывает цепную реакцию, которая продолжится до тех пор, пока не иссякнет источник вторичных нейтронов и содержание изотопов не упадет до определенной нормы для данной массы и формы. Иногда это завершается взрывом, нарушающим структуру вмещающего вещества.

Заметив это, вернемся к интересующему нас популяционному уровню, лежащему на четыре порядка выше атомарного. Здесь будет обнаружена та же закономерность.

Облучение, вызывающее мутацию, проходит по разнообразным регионам. Редконаселенные, например пустыни, крайне слабо реагируют на мутагенный импульс, который затухает на уровне персон. Монотонные ландшафты, даже густонаселенные, гасят импульсы медленнее, но тоже радикально, потому что сами обладают инерцией покоя, вектор которой всегда не тот, что в мутагенном импульсе. Зато разнообразные ландшафты с разным этническим наполнением лабильны, вследствие чего на стыках их легко образуются новые этнические системы, имеющие много шансов на выживание.

Однако если этногенез идет очень быстро, он может разорвать непрочные системные связи; тогда процесс обрывается в акматической фазе. Происходит надлом, при котором этнос может либо погибнуть, "рассыпаться розно", либо сохраниться в оптимальном при данных условиях состоянии, при котором энтропия замедляется, хотя и не исчезает полностью. Лимит этногенеза - гомеостаз, характеризующийся отсутствием свободной энергии. В силу этого гомеостатические этносы не агрессивны, хотя достаточно резистентны.

Таким образом, оказывается, что "начало" этнической истории реально как натуральный феномен. Поэтому оно несопоставимо с условными точками отсчета: основанием Рима, первой Олимпиадой, новой эрой, неправильно сопоставленной с рождением Христа, хиджрой и т.п. Равным образом не годятся для начала отсчета даты политической истории, например образование национального Французского королевства - избрание Гуго Капета. Ему предшествовал длинный, свыше 150 лет, процесс пассионарного подъема этносов, заселявших территорию нынешней Франции. В 986 г. этот процесс не начался и не завершился, но стал очевиден, не более того.

В определении начальной точки отсчета этногенеза не обязательно стремиться к точности до года. Нашими наблюдениями могут быть установлены только инкубационный период вызревания нового поведенческого стереотипа и организация новой структуры, ломающей обветшалые рамки старой. Этой степени точности достаточно, чтобы установить тождество мутаций атомарных, молекулярных, клеточных и популяционных. Но место организменных, т.е. персональных, норм поведения следует уточнить.

187. ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ И "ПОЛОСА СВОБОДЫ"

Как непредсказуемо движение единичного атома в камере Вильсона или характер реакции одноклеточного организма на изменение вмещающей среды, будь оно термическим, химическим или электромагнитным, так вариабельно и поведение высших млекопитающих на организменном уровне, а людей - на уровне персональном. Во всех случаях в вероятностных изменениях существует "полоса свободы".

Для микроорганизмов свобода выбора из двух и более вариантов реакции на изменение среды является способом внутривидового отбора, потому что ошибка ведет организм к гибели. Для высших позвоночных дело обстоит примерно так же. На этом принципе основана охота хищников, истребляющих тех животных, которые дают себя поймать и съесть. Но если бы не появлялись время от времени "неуловимые" зайцы и олени, то их виды были бы давно уничтожены лисами и волками, после чего эти последние передохли бы от голода.

Этот феномен описан давно и исчерпывающе, но биографии отдельных животных изложил только Сетон Томпсон в книгах "Жизнь гонимых" и "Животные-герои". По сути дела этот замечательный натуралист применил к зоологии метод, которым пользуется история "великих людей", по какой-либо причине заслуживших внимание исследователя.

Однако теперь уже не нужно доказывать, что ряд биографий не объясняет крупных исторических перемен. Дела людей очень талантливых и энергичных включаются в деяния масс - крупных популяционных целостностей, и последствия подвигов сглаживаются общим этническим развитием, а это последнее - общечеловеческим становлением, запрограммированным в планетарных масштабах. При этом та часть исторической науки, которая изучает поступки отдельных людей - персон, - не бесплодна. Она дает уточнения, которые позволяют понять, что линия этногенеза не плавная, а ломаная, состоящая из многих зигзагов, взаимно компенсирующихся на длинных отрезках времени.

Это наблюдение имеет большое практическое значение, потому что зигзаги развития соразмерны с биологической жизнью отдельных людей. А ведь человеку, тому или иному, совсем не безразлично, в какую эпоху он живет: в тихую, мирную или, как сказал поэт, "в минуты роковые". Как к тому, так и к другому применяться необходимо, но, оказавшись в "полосе свободы", человек может найти либо ошибочный, либо правильный выход. Конечно, мы знаем, что на результат грандиозного процесса индивидуальное решение повлиять не может, но для тех десятилетий, а иногда двух-трех веков отдельные поступки отнюдь не безразличны. Например, тот дурак, который выпустил в Австралию пару кроликов, нарушил биологическое равновесие целого континента, а Бертольд Шварц, открыв порох, дал возможность европейским королям расправиться с феодалами.

Можно сказать, что порох был бы все равно открыт и применен, что для глобальной истории техники дата его открытия не важна, но для людей XIV в. она была сверхзначима, ибо от нее зависели судьбы и столиц, и замков, а тем самым ---деревень. Короче говоря, зигзаги, даже недолговечные, оставляют на теле человечества, да и всей биосферы, неизгладимые рубцы. Это нельзя назвать ни хорошим, ни плохим, ибо это закономерность природы.

Само собой понятно, что делить зигзаги на прогрессивных и реакционные бессмысленно. Если прогресс идет по ходу времени, как и этногенез, то конец этногенеза - затухание и распад - надо считать явлением прогрессивным, что логично, но противоречит общепринятому восприятию самого понятия прогресса. Выход из этой контроверзы предлагает закон отрицания отрицания. Например, на месте сгнившего дуба из опавших желудей появилась дубовая роща и стадо кабанов, поедающих желуди.

Но это не зигзаг, а просто дискретность систем одного порядка, направление же импульса, дающего зигзаг, будет перпендикулярно ходу развития. Поэтому вопрос о прогрессивности или реакционности зигзагов неправомерен. Однако общий интерес читающей публики именно к зигзагам истории оправдан. Число, вернее, плотность зигзагов показывает уровень пассионарного напряжения систем и характеризует их контакты на суперэтническом уровне. При отрицательной комплиментарности в результате зигзагов образуются химерные целостности, обычно нестойкие, а при положительной - слияние и образование новых этносов, ничуть не более "прогрессивных", чем прежние. Поэтому сам вопрос оценки, ныне именуемый аксиологией, здесь неуместен. Ученый вправе только констатировать, что дело обстоит так, а не как бы ему хотелось. Законы природы в одобрении не нуждаются.

Но, более того, "полоса свободы" не освобождает ни биологическую особь, ни личность от природных воздействий. Специфика "свободы" только в том, что человек может делать выбор между решением правильным или ошибочным, причем в последнем случае его ожидает гибель. Значит, свобода выбора - отнюдь не право на безответственность. Наоборот, это тяжелый моральный груз, ибо, находясь в социуме, человек отвечает не только за себя и свое еще не родившееся потомство, но и за свой коллектив, своих друзей, соплеменников, наследие предков, благополучие потомков и, наконец, за идеи, формирующие его культуру и даже идеалы, ради которых стоит жить и не жаль умереть.

Хорошо лягушке, которая, отложив икру, больше не вспоминает о потомстве, а только ищет, где пожрать. Трудно павиану, охраняющему своих самок и детенышей от леопардов. Но тяжелее всех людям: груз ответственности, лежащий на них, столь тяжел, что его может облегчить только сознательный отказ от совести, или, что то же, разрыв естественной связи с природой, отказ от долга перед ней. Тогда он будет выбирать заведомо ошибочные решения, например употреблять наркотики, или практиковать психологические извращения, или убивать ради убийства, но тогда его существование будет недолгим, не более двух-трех поколений, потому что природа отлучит его от себя.

Этот способ использования права на выбор решения порождает антисистемы, такие как катары, карматы, павликиане и им подобные. Они питаются той же пассионарностью, что и этносы, меняя только доминанту, или знак образуемых ими зигзагов.

Этническая история является, с одной стороны, функцией того или иного этногенеза, начавшегося с пассионарного толчка, а с другой - взаимопогашением энергии двух и более этносов при этническом контакте. Характер взаимопогашения зависит опять от двух факторов: фаз контактирующих этносов и комплиментарности - положительной или отрицательной.

За достаточно длинный отрезок времени устанавливается неустойчивое равновесие между этнокультурными системами. Современники этих "тихих" периодов считают их постоянными, а свою историю - устоявшейся. Когда же новый взрыв этногенеза потрясает очередной регион и вызывает волну причинно-следственных связей, они полагают, что в бурных событиях кто-то виноват и, значит, нужно искать преступника.

Таким бурным периодом был для всего Евразийского континента XIII век, когда крошечный сибирский народец вдруг произвел деяния, потрясшие все цивилизованные государства - от Желтого моря до Средиземного. А потом, в XIV в., этот этнос превратился в реликт, сколок с самого себя.

Для того чтобы понять это явление, необходимо рассмотреть, что ему предшествовало, как оно закончилось и чем сменилось, учитывая в то же время, что монголы были победителями. Тут уж потребуется индуктивный метод и большая точность. Так, чередуя степени приближения, можно обнаружить желанную цель - непротиворечивую версию.

188. СИЛА ПРЕДВЗЯТОСТИ

В.И. Вернадский, открывший биохимическую энергию живого вещества биосферы, отметил еще один феномен, как бы энергию с обратным знаком - "разум", точнее "мысль", которая, не являясь формой энергии, тем не менее производит действия, как будто ей отвечающие. Производит-то производит, но какова совершаемая ею работа? Что она создает? И наконец, каково ее соотношение с уровнем пассионарного напряжения системы, в которой она проявляется?

Ответить на это можно только с помощью этнологии, оперирующей понятиями суперэтносов и их контактов при изучении законченных процессов этнической истории, например того, каким является коллизия XIII в., когда романо-германский католический суперэтнос, находившийся в акматической фазе, стремился подавить ортодоксальное православие - Византию и Русь, инерция развития коих иссякла. Попытка крестоносцев создать Латинскую империю на месте Византии провалилась через год. Папские призывы подавить русских схизматиков были еще менее успешны, но в принятом нами аспекте важны не результаты, которые часто зависят от исторических случайностей, а тенденция деятельности, или доминанта выхода свободной энергии. А здесь она была выражена крайне отчетливо: папа призывал католиков к крестовому походу против литовцев, русских и татар, руководствуясь не материальными расчетами и поисками выгод, которые легче было обрести в Тунисе и Андалузии, а чувством отрицательной комплиментарности к соседним культурам. А найти предлог для желанной войны всегда легко. Надо лишь выдвинуть свой тезис и заставить людей принимать его без критики. А дальше все покатится по инерции. И покатилось!

В XIII в. западноевропейская географическая наука, имевшая в то время громадное практическое значение, представляла бушующий фонтан мифов, легенд, безудержной фантазии и сознательной лжи. Это был доступный в то время уровень науки, которая базировалась не на опыте и наблюдении, а на деятельности свободной мысли, питаемой легковерием народных масс и высших сословий.

Одна басня о царстве пресвитера Иоанна унесла в небытие несколько тысяч французов и немцев, пошедших во второй крестовый поход навстречу мнимому союзнику. А когда христианский союзник действительно появился из глубин Азии, была сознательно дана очередная дезинформация. Но эта ложь, произведение разума, стала привычной, т.е. стала фактором, формирующим стереотип поведения, и в этом качестве дожила до нашего времени. Предвзятое мнение превратилось в переходящую ошибку, исправить которую средневековая наука была бессильна.

Неисчислимы беды, происходящие от предвзятых мнений и переходящих ошибок. Заслуга науки в том, что она часто вскрывает застарелые предубеждения, никогда не доказанные и как будто не требующие доказательств. Чтобы опровергнуть ложное суждение, нужно вскрыть его корни.

Наши предки, жившие на Московской Руси и в Российской империи начала XVIII в., нисколько не сомневались в том, что их восточные соседи - татары, мордва, черемисы, остяки, тунгусы, казахи, якуты - такие же люди, как и тверичи, рязанцы, владимирцы, новгородцы и устюжане. Идея национальной исключительности была чужда русским людям, и их не шокировало, что, например, на патриаршем престоле сидел мордвин Никон, а русскими армиями руководили потомки черемисов - Шереметевы и татар - Кутузов.

В странах же Западной Европы предубеждение против неевропейских народов родилось давно. Считалось, что азиатская степь, которую многие географы начинали от Венгрии, другие - от Карпат, - обиталище дикости, варварства, свирепых нравов и ханского произвола. Взгляды эти были закреплены авторами XVIII в., создателями универсальных концепций истории, философии, морали и политики. При этом самым существенным было то, что авторы эти имели об Азии крайне поверхностное и часто превратное представление. Все же это их не смущало, и их взглядов не опровергали французские или немецкие путешественники, побывавшие в городах Передней Азии или Индии и Китая.

К числу дикарей, угрожавших единственно ценной, по их мнению, европейской культуре, они причисляли и русских, основываясь на том, что 240 лет Россия входила в состав сначала Великого Монгольского улуса, а потом Золотой Орды. Эта концепция была по-своему логична, но отнюдь не верна.

В XVIII в. юные русские петиметры, возвращаясь из Франции, где они не столько постигали науки, сколько выучивали готовые концепции, восприняли и принесли домой концепцию идентичности русских и татар как восточных варваров. В России они сумели преподнести это мнение своим современникам как само собой разумеющуюся точку зрения на историю.

Это лжеучение заразило даже А.С. Пушкина. Он написал: "России определено было высокое предназначение. Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили нашествие на самом краю Европы: варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока".

А так ли это? Действительно ли существовала угроза монгольского овладения Европой? В XIX в. всеми учеными и публицистами предполагалось, что из Азии пришли неисчислимые полчища, давившие все на своем пути численностью. Теперь-то мы знаем, что монголов было около 600 тыс. человек, а армия их составляла всего 130-140 тыс. всадников, воевавших на трех фронтах: в Китае и Корее, в Средней Азии и Иране и в половецких степях. В это время на Руси жило около 6 млн. жителей, а в Польше и Литве - 1,6 млн. В Поволжье жило тогда не более 700 тыс. жителей, а в степи между Доном и Карпатами - 500 тыс. В это время население Франции приближалось к 20 млн. Столько же в Италии, Германии, а в Англии - 3 млн. жителей.

В XIII в. опасность для Европы - полуострова, защищенного со всех сторон, - была скорее психологической, чем реальной. Но публицисты и мыслители XVIII-XIX вв. фантазировали о предмете, который занимал их, но которого они не знали.

Главное же в другом. Зачем было русским людям XIII- XIV вв., ради каких общих интересов, защищать немецких феодалов, ганзейских бюргеров, итальянских прелатов и французских рыцарей, которые неуклонно наступали на Русь, либо истребляя, либо закабаляя "схизматиков греческого обряда", которых они не считали за подлинных христиан? Поистине теория спасения Русью Европы была непонятным ослеплением, к несчастью, не изжитым до сих пор.

Корни болезни, которую мы называем монголофобией, следует искать в том же XIII в., когда и происходили войны монголов. Могут возразить, что европейцы, а до них римляне и греки и раньше недолюбливали степных варваров - скифов, гуннов. Но раз речь идет о монголах, а не о гуннах, туркменах-сельджуках и даже туарегах Сахары, которые на время завоевали большую часть Испании, то причины монголофобии надо искать именно в XIII в. Ибо до этого времени о монголах не было слышно и их не было на исторической арене.

Каждое явление, наблюдаемое in situ, имеет свое начало в прошлом, иногда близком, иногда далеком, но никогда не бесконечном, якобы характерном для всех тысячелетий существования человечества. Но ведь любое описание прошлого - история. Следовательно, история любого процесса - это продолжение того мгновения, когда в силу тех или иных причин этот процесс начался. Именно поискам начала, происхождения "черной легенды" о несимпатичности народов Руси и Монголии, сливавшихся для средневековых западноевропейцев в нечто целое, посвящена наша работа. Эта работа похожа на диагноз грандиозной болезни - заблуждения, унесшего много жизней и породившего много ненужного и бессмысленного горя.

Надо отдать должное уму и такту наших предков. Они не создали обратную человекоубийственную систему мироощущения. Они относились к окрестным народам как к равным, пусть даже непохожим на них. И благодаря этому они устояли в вековой борьбе, утвердив как принцип не истребление соседей, а дружбу народов. Вот почему для русского читателя важно понять, с кем и как нашим предкам пришлось воевать и на Востоке, и на Западе.

Но было ли это существенно для идеологов XIII в., когда блестящие успехи крестоносцев, захвативших в 1204 г. столицу "схизматиков" Константинополь, уже через год кончились сокрушительным поражением при Адрианополе от болгар и половцев? Латинский император Балдуин был взят в плен; он умер в башне в столице Болгарии Тырнове, а война приняла самый жестокий характер. Куманы неистовствовали против латинян и греков, греческие горцы Эпира и Малой Азии истребляли рыцарей, а Данте сравнивал чертей "Ада" с пиратами и греками, свирепствовавшими на Средиземном море. Ожесточение росло.

Та же ситуация сложилась в начале XIII в. на Руси. После первых успехов шведы и крестоносцы Ливонского ордена были остановлены Александром Невским, а Даниил Галицкий отстоял свою землю от венгров и поляков. Это были, конечно, временные победы, но когда князья заключили военный союз с Ордой, стало очевидно, что натиск папистской Европы на Восток захлебнулся.

И вот тут "сфера разума" уступила место буйству чувства. Никто на средневековом Западе не винил своих бездарных королей, своевольных рыцарей, корыстолюбивых итальянских купцов, по вине которых была проиграна двухсотлетняя вой-