|
НАКАНУНЕ ОТМЕНЫ КРЕПОСТНОГО ПРАВА С окончанием Крымской войны в истории России началась новая полоса. Современники называли ее эпохой Освобождения или эпохой Великих реформ. Получилось так, что предыдущий период истории прочно соединился с именем Николая I, а новый —с именем его преемника.Александр II — сын царя и воспитанник поэта. Александр II родился 17 апреля 1818 г. в Московском кремле. В то время царствовал его дядя, Александр I, но поэт В. А. Жуковский, по-видимому, догадывался, какая судьба ожидает новорожденного. В стихотворном послании матери младенца поэт высказал пожелание, чтобы “на чреде высокой”ее сын не забыл “святейшего из званий: человек”.Прошло восемь лет, и император Николай I предложил Василию Андреевичу занять должность наставника великого князя Александра Николаевича, наследника престола. Жуковский был близок ко двору, но не гнался за придворной карьерой. Предложение не привело его в восторг, потому что он знал придворный быт русских царей, пронизанный духом милитаризма. Знал он и то, что уже два года сын царя получает военное воспитание (с шести лет). Но и отказываться от должности, как он понимал, не следовало, ибо судьба даровала ему уникальный шанс повлиять на будущее России.Жуковский составил план воспитания наследника и подал его на высочайшее утверждение. По существу это были те условия, при которых он соглашался взяться за дело. Во главу угла ставилось изучение отечественной истории, а военному делу отводилось всего шесть недель в период летних каникул. В письме матери наследника поэт предостерегал от увлечения “воинственными игрушками”. “Государыня, простите мои восклицания, — писал он,— но страсть к военному ремеслу стеснит его душу; он привыкнет видеть в народе только полк, в отечестве — казарму”.План получил высочайшее одобрение, и поэт вступил в должность наставника. Но в обстановке, в которой рос цесаревич, ничто не изменилось. По-прежнему чуть ли не каждый вечер устраивались военные игры с участием родителей наследника. Императрица назначала Николая I “начальником штаба”то к одному из сверстников Александра, то к другому, а то и к самому цесаревичу. Николай стал вмешиваться в учебные дела. “Я заметил,— сказал он однажды,— что Александр показывает вообще мало усердия к военным наукам. Я буду непреклонен, если замечу в нем нерадивость по этим предметам; он должен быть военный в душе”.Жуковский, видя, как рушится его план, постепенно отходил от воспитания, надолго уезжал за границу. Но он полюбил резвого и отзывчивого мальчика, и между ними не прекращалась переписка. “Владычествуй не силою, а порядком, — наставлял поэт будущего царя,— истинное могущество государя не в числе его воинов, а в благоденствии народа... Люби народ свой: без любви царя к народу нет любви народа к царю”.Александр рос здоровым и жизнерадостным. Он хорошо плавал и стрелял, успешно учился. Правда, воспитатели замечали в нем отсутствие упорства в достижении цели. Столкнувшись с трудностями, он впадал в апатию, из которой не всегда мог выйти без посторонней помощи. Отличался он большой впечатлительностью. Уроки Жуковского глубоко запали в его душу. Но не меньшее влияние оказал на него отец. Он боялся его и восхищался им. В 18 лет, явно не по заслугам, цесаревичу присвоили чин генерал-майора. Военного дела в той степени, как Николай (отличный военный инженер), он, конечно, не постиг. Но порядок парадов, смотров и разводов он знал до мелочей и самозабвенно любил. Всю жизнь в душе Александра боролись два начала —гуманное, привитое Жуковским, и милитаристское, унаследованное от отца. Перетягивало то одно, то другое.Навсегда запомнилось будущему царю путешествие по России в 1837 г. Его сопровождал Жуковский. За семь месяцев они посетили 30 губерний. В Сибири они встречались с декабристами. В Вятке им рассказывал о богатствах местного края ссыльный Герцен. По возвращении наследник просил о смягчении участи декабристов. Тогда же Герцен был переведен во Владимир.Кроме парадов и балов, было у Александра еще одно увлечение, чисто спортивное, которое странным образом повлияло на события в начале его царствования. Он был страстным охотником и, конечно, не мог пройти мимо “Записок охотника”И. С. Тургенева. Впоследствии он говорил, что эта книга убедила его в необходимости отмены крепостного права. Историческая необходимость отмены крепостного права. Программа реформ в записке К.Д.Кавелина. Александр II вступил на престол уже немолодым человеком — в 36 лет. Трудно сказать, что больше повлияло на его решение отменить крепостное право — “Записки охотника”или Крымская война. После нее прозрели многие, в том числе и сам царь. В 1856— гг. в ряде южных губерний произошли крестьянские волнения. Они. быстро затихли, но лишний раз напомнили, что помещики сидят на вулкане.Крепостное хозяйство таило в себе и другую угрозу. Оно не обнаруживало явных признаков скорого своего краха и развала. Оно могло просуществовать еще неопределенно долгое время. Но свободный труд производительнее подневольного — это аксиома. Крепостное право диктовало всей стране крайне замедленные темпы развития. Крымская война наглядно показала растущее отставание России. В ближайшее время она могла перейти в разряд второстепенных держав.Нельзя забывать и третью причину. Крепостное право, слишком похожее на рабство, было безнравственно. Сознавая необходимость преобразований, Александр II не знал, как приступить к ним. У него не было ни плана реформ, ни руководящих принципов. Не имели таковых и министры, подобранные еще Николаем. Между тем в обществе заговорили о гласности. Позднее это слово подхватило и правительство. Но в печати по-прежнему не допускалось свободного обсуждения общественных проблем. По рукам стали ходить записки, посвященные самым животрепещущим вопросам. Некоторые из этих произведений, написанные с блеском и талантом, оказали сильное воздействие и на общественное мнение, и на царя. Особое значение приобрела “Записка об освобождении крестьян”, автором которой был воспитатель наследника престола Николая (рано умершего) К. Д. Кавелин. С конца 1855 г. она начала путешествовать по кружкам”гостиным, салонам, редакциям и канцеляриям.Крепостное право, считал Кавелин, —это главный узел, в котором сплелось опутавшее Россию зло. Но этот узел надо развязать, а не разрубить. Насильственное решение вопроса не внесет успокоения. России, писал Кавелин, нужны мирные успехи. Надо провести такую реформу, чтобы обеспечить в стране “на пятьсот лет внутренний мир”.Кавелин считал, что можно и нужно пренебречь правом помещиков на личность крестьянина, но нельзя забывать об их праве на его труд и в особенности на землю. Поэтому освобождение крестьян может быть проведено только при вознаграждении помещиков. Другое решение, заявлял Кавелин, “было бы весьма опасным примером нарушения права собственности”. Но нельзя, подчеркивал Кавелин, упускать из виду и интересы крестьян. Они должны быть освобождены от крепостной зависимости, за ними надо закрепить ту землю, которой они владеют в настоящее время. Разработку выкупной операции правительство должно взять на себя. Если оно сумеет учесть интересы помещиков и крестьян, то два сословия сначала сблизятся, а затем сольются в один земледельческий класс. Внутри его исчезнут сословные различия и останутся только имущественные. “Опытом доказано, — писал Кавелин,— что частная поземельная собственность и существование рядом с малыми и больших хозяйств суть совершенно необходимые условия процветания сельской промышленности”.Отмена крепостного права, как надеялся мыслитель, откроет путь другим реформам: преобразованию суда, устранению цензурного гнета, военной реформе, развитию просвещения. В составлении и распространении записки Кавелин видел свой гражданский долг, “святейшую из святейших обязанностей, хотя бы в конце ее стояли крепость, Сибирь или виселица”. Никто тогда не знал, как обернется дело. При Николае люди отправлялись в ссылку и по менее значительным поводам. Крепостники встретили записку Кавелина с раздражением. Говорили, что он писал “по заказу Пальмерстона”(английского премьер-министра) . Сторонникам сохранения крепостничества удалось настроить против Кавелина самого царя. Кавелин потерял место наставника цесаревича, а затем был удален из Петербургского университета. Тем не менее его записка предопределила многие положения крестьянской реформы.“Колокол”и “Современник”накануне крестьянской реформы. В 1855 г. А. И. Герцен приступил к изданию в Лондоне альманаха “Полярная звезда”. Поместив на обложке силуэты казненных декабристов, он подчеркнул, что их традиции и идеалы продолжают жить. В альманахе печатались материалы о декабристах, Пушкине, Белинском, Чаадаеве.Успех “Полярной звезды”привел Герцена к мысли о выпуске периодического бесцензурного издания, которое могло бы быстро откликаться на текущие события, пропагандировать идеи освободительного движения. С 1 июля 1857 г. Герцен и Огарев стали издавать газету “Колокол”. В первом номере Герцен выдвинул программу из трех пунктов: 1) освобождение крестьян; 2) упразднение цензуры; 3) отмена телесных наказаний. В дальнейшем Герцен уточнил, что он имеет в виду освобождение крестьян с землей, выкупленной государством.Это была программа-минимум. В то время Герцен не затрагивал, например, вопроса о конституции. Но реализация даже минимальной программы во многом изменила бы обстановку в России. В открытом письме Александру II, называя себя “неисправимым социалистом”, Герцен подчеркивал умеренность и реализм своих конкретных Требований: “Я стыжусь, как малым мы готовы довольствоваться, мы хотим вещей, в справедливости которых Вы так же мало сомневаетесь, как и все. На первый случай нам этого довольно”.Издание “Колокола”стало вершиной общественно-политической деятельности Герцена. Его незаурядное мастерство писателя, публициста, редактора содействовало успеху первой русской бесцензурной газеты. “Колокол”читали в России все образованные люди, от высших сановников до гимназистов, о нем спорили, его передавали из рук в руки, он распространялся по всей стране. На Нижегородской ярмарке “Полярная звезда”и “Колокол”были в числе самых ходких товаров. “На меня, — вспоминал впоследствии Герцен,—обрушилсяливень писем и корреспонденции из всех частей России”. Иногда в его руках оказывались целые подборки документов о злоупотреблениях высших должностных лиц. Не жалея времени и сил, Герцен разбирался с этими бумагами. В “Колоколе”появился особый отдел “Под суд”. Разоблачений в герценовской газете многие боялись не меньше, чем официального судебного разбирательства. Между тем в России продолжалась “оттепель”. В 1856—1857 гг. вернулись из ссылки декабристы и петрашевцы. Им, правда, запретили жить в столицах. Бывшие ссыльные разъехались по провинции и в дальнейшем приняли активное участие в подготовке и проведении крестьянской реформы. Многие из них гласно или негласно сотрудничали в “Колоколе”и “Полярной звезде”.В начале 1858 г. журналам было разрешено печатать статьи по крестьянскому вопросу. Тогда же Н. Г. Чернышевский опубликовал в “Современнике”записку Кавелина. И Чернышевский, и Кавелин были в то время сторонниками отмены крепостного права сверху, в результате реформы. Это совпадение, однако, не свидетельствовало об их идейной близости.Кавелин был либералом, приверженцем западного пути развития России. Социалистических идей он не разделял, но к их сторонникам относился с присущей ему терпимостью. Николай Гаврилович Чернышевский (1828—), уроженец Саратова и выпускник Петербургского университета, был социалистом, материалистом и атеистом. Российскую крепостническую действительность он ненавидел, но не меньшее отвращение вызывал у него капиталистический строй, утвердившийся в западных странах. Вслед за Герценом Чернышевский полагал, что, используя русскую крестьянскую общину, можно “перепрыгнуть”через капитализм и построить социалистическое общество на заранее разработанных разумных основаниях. Поэтому он считал, что общину нужно во что бы то ни стало сохранить там, где она существует, и путем убеждений и разъяснений создать там, где крестьяне не знают общинного землепользования. Но община казалась Чернышевскому все же несовершенной организацией:в ней было общественное пользование землей, но каждая семья трудилась отдельно. В дальнейшем, считал Чернышевский, произойдет переход к коллективным формам труда. Проект Кавелина вскоре перестал удовлетворять Чернышевского, который пришел к выводу, что крепостной труд вовсе не должен подлежать выкупу, а за землю, отходящую к крестьянам, помещики должны получить только символическую плату от государства. В споре о крестьянской реформе точка зрения Чернышевского оказалась самой радикальной. Крайние точки зрения (левые и правые) имеют право на существование. Они помогают найти компромисс, “золотую середину”. Но сами по себе радикальные воззрения чаще всего несостоятельны. Крайние решения почти неизбежно приводят к тяжелым последствиям. Реализация плана Чернышевского вызвала бы жестокое потрясение, а то и разорение большинства помещичьих хозяйств. Между тем крепостная система строилась на том, что именно помещик изымал излишки продуктов (а часто и не только излишки) у непосредственного производителя и отправлял их на рынок. Само по себе крестьянское хозяйство было в массе своей натуральным и слабо связанным с рынком. Разорение помещиков прекратило бы вывоз хлеба из России и вызвало бы трудности в снабжении продовольствием армии и городов. Поиски компромиссного решения были жизненной необходимостью, а не только уступкой помещикам. В 1857 г. в “Современник” пришел Николай Александрович Добролюбов. Он как литературный критик явно превосходил Чернышевского, но был менее искушен в жизни, а потому отличался большей прямолинейностью и беспощадностью в оценках. Особое раздражение вызывали у Добролюбова бесконечные либеральные разговоры, за которыми он не видел дела. Все либеральное движение Добролюбов считал “обломовщиной”, а либералов — “лишними людьми”. Разочаровавшись в “обломовщине”, критик возложил все надежды на “народное дело”, как иносказательно называл он революцию.В те годы “Современник”был весьма популярен. Широкая читательская публика разбиралась в сельском хозяйстве еще меньше, чем ее кумиры, позиция которых представлялась им поэтому безупречной. С особым упоением “Современник”читала определенная часть студентов, семинаристов, гимназистов. Отдельные статьи из журнала переписывались и передавались из рук в руки. Порыв, нетерпение, энтузиазм молодого поколения оказывали сильное воздействие на Чернышевского и Добролюбова. По-видимому, они уже не могли не писать того, чего требовала от них горячая читательская аудитория. В этом была и сила, и слабость радикальных авторов “Современника”. С именами Чернышевского и Добролюбова было связано начало размежевания в едином прежде лагере оппозиции. Размежевание между либералами и демократами — естественный процесс, знакомый всем достаточно развитым обществам. Но в России он произошел, пожалуй, слишком рано, когда общество не достигло еще необходимой зрелости.Герцен был недоволен резкими нападками “Современника”на либералов. Незадолго до крестьянской реформы Чернышевский ездил за границу и встречался с Герценом. По-видимому, беседа не очень получилась. “Какой умница, какой умница! — восклицал после этого свидания Чернышевский.— И как отстал... Ведь он до сих пор думает, что продолжает остроумничать в московских салонах и препираться с Хомяковым... Присмотришься—у него все еще в нутре московский барин сидит!”В свою очередь Герцена задело то, как разговаривал с ним Чернышевский (по-видимому, не очень тактично). “Удивительно умный человек, — говорил он,— и тем более при таком уме поразительно его самомнение. Ведь он уверен, что “Современник” представляет из себя пуп России. Нас, грешных, они совсем похоронили. Ну только, кажется, уж очень они торопятся с нашей отходной — мы еще поживем!”“Колокол”продолжал делать ставку на единство всего лагеря, противостоящего крепостникам. Герцен считал желательным мирное, эволюционное развитие общества, но не отвергал полностью и революционный путь. “От души предпочитаем, —заявлял он,— путь мирного, человеческого развития путем развития кровавого”. И тут же добавлял: “Но с тем вместе так же искренне предпочитаем самое бурное и необузданное развитие —застою николаевского “статус кво”.В сложившейся обстановке Герцен видел все предпосылки для мирной отмены крепостного права.
|
|